Пандур.Статьи

Что такое Дагестан? Часть I

О повседневных практиках и истории региона вне распространенных стереотипов

Иллюстрирует материал проект Ильяса Хаджи «Между войной и миром». Это реконструкция полотен художника-баталиста Франца Рубо — одного из самых заметных панорамистов, работавших с темой Кавказской войны, эхо которой можно услышать и сегодня. В проекте участвовали артисты конного театра «НАРТЫ» из Владикавказа. Здесь и далее использованы изображения: Слева фотопроект Ильяса Хаджи «Между миром и войной», 2016 год Справа картины Франца Рубо
Новости из Дагестана часто появляются в русскоязычном информационном пространстве по самым разным поводам. Нередко анализ произошедших там событий оказывается искажен устоявшимися стереотипами, идеологическими упрощениями и банальным незнанием истории региона. Мы собрали комментарии экспертов, чтобы показать более сложную картину жизни республики. В первой части материала речь пойдет об истории ее создания, национальном герое, жизни еврейского меньшинства и правилах, регулирующих повседневность.
ИСТОРИЯ ОБРАЗОВАНИЯ

Дагестан никогда не был государством, такой страны не было. Было очень много разных феодальных образований: Тарковское шамхальство, Казикумухское ханство, Хунзахское ханство и так далее. Помимо них существовали союзы вольных обществ по типу греческих полисов, где одно поселение или союз селений могли назвать себя государством. «Дагестан» по-тюркски означает «страна гор». Сейчас, разумеется, его территория не только горная, но и равнинная. После окончания Кавказской войны было создано несколько областей на Кавказе, где Дагестан вошел в так называемую Дагестанскую область. Ее границы сильно гуляли, особенно после революции. В Гражданскую войну, с 1917 по 1921, существовала Горская республика. А в 1921 году была образована Дагестанская ССР, которая свои границы тоже постоянно меняла. Например, Кизлярский округ вместе с Ачикулакским в 1938 году были присоединены к Ставрополью, а в 1958 году обратно пришли в Дагестан.

Разговор о надэтнической общности, «дагестанцах», пошел достаточно поздно. Раньше мыслили территориями и административным делением. Сначала вольными обществами типа Каратинского, или государствами типа Хунзахского ханства, или такой надэтнической структурой, как имамат Шамиля. Затем округами и районами, которые тоже не представляли этнического деления. До революции речи об этнических группах не было, а первая имперская перепись населения 1897 года велась по вероисповеданию и языку. Только в советское время дагестанцы стали формироваться как некая общность, как этническая группа они появляются с первой советской переписью в 1926 году.

Со временем люди стали мыслить себя как дагестанцев и так же воспринимать других. Получается, что идеологический конструкт начал жить своей жизнью. «Дагестанцы», как ельцинские «россияне», состоят из многих компонентов — это зонтичный надэтнический термин. С 2003 года даже существует праздник, призванный продемонстрировать процесс нацобразования, «День единства народов Дагестана», который отмечается в честь победы над войсками Надир-шаха 15 сентября. В его основе лежит идея, что помимо этнических групп — даргинцев, аварцев, лакцев, кумыков и других — есть более важная общность, дагестанцы.

Даже если взять отдельную этническую группу, например аварцев, мы увидим, что внутри нее будет очень много дефиниций. Еще в 1926 году, во время переписи, они считались отдельными народами — андийцами, ботлихцами, каратинцами и другими. Так они отвечали на вопрос «Кто вы?». Конечно, у них не было понятия «этническая группа». Они не ходили на курс этнографии в Ленинградский университет, чтобы мыслить этническими категориями, но через локальность и язык могли себя определить. Потом, по переписи 1959 года, они были объединены в аварцев, а у лезгин, например, сохранилась большая дробность — к ним не включили ни агулов, ни цахуров, ни рутульцев. Несмотря на то, что многие люди в постсоветское время стали стремиться к уточнению своей идентичности, государству все равно удалось сделать так, как ему хотелось: большинство более мелких групп считают себя аварцами. Если их спросят: «Кто ты по нации?», они ответят: «Я аварец», но уточнят: «Я аварец, но я чамалал», «Я аварец, но я андиец». Язык и элементы культуры другие, поэтому это все равно идентичность, но более мелкого порядка. То есть одновременно ты можешь быть и андийцем, и аварцем, и дагестанцем, это множественная идентичность.
Мир очень сложный, идентичностей может быть много, это важно. В Дагестане это прекрасно понимают
Русским туристам, которые приезжают в Дагестан, тяжело понять такую дробность и полилингвальность. Большая часть мира — билингвы или полилингвы, но русские — это плюс-минус единая группа, исключение из правил. Это монолингвы — люди, которые говорят только на одном языке, у которых нет даже сильно различающихся диалектов. Люди, которых очень много, больше 100 миллионов, но при этом идентичность одна. Андиец знает аварский, потому что его в школе как родному языку учили аварскому. Он знает что-то из кумыкского, потому что у него сестра вышла замуж за кумыка. Он знает русский, да еще в медресе получил знания арабского. Мир очень сложный, идентичностей может быть много, это важно. В Дагестане это прекрасно понимают. Здесь одно селение — один язык. Это уникальный опыт жизни по сравнению даже с другими республиками Северного Кавказа. Например, в Чечне и Ингушетии большая часть людей знает свой язык и на нем говорит, а в Дагестане ты спускаешься на равнину — и у тебя проблемы. Если ты хочешь разговаривать с другими, то ты разговариваешь на русском. Поэтому нам так комфортно находиться в Махачкале, где сейчас русский, безусловно, lingua franca. Раньше lingua franca были тюркские языки — азербайджанский, кумыкский. Главный критерий этничности — это самоопределение и самосознание. Не внешность, не культура и даже не язык.

Екатерина Капустинакандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник, Музей антропологии и этнографии РАН (Кунсткамера)
ШАМИЛЬ

Имам Шамиль — национальный герой народов Дагестана и выдающаяся историческая личность, но, прежде всего, это религиозная фигура. Движение, которое он возглавлял, по определению называлось джихадом, хотим мы это признавать или нет. «Борьбу за веру на пути Аллаха» (араб. джихад) на протяжении четверти века вели три дагестанских имама — Гази-Мухаммад (1829-1832 гг.), Гамзат-бек (1832-1834 гг.) и Шамиль (1834-1859 гг.). Она включала в себя военные действия в защиту ислама не только против «неверных» русских, но и их союзников из местных мусульман, выступавших против введения шариата в своих владениях. Со времен воззвания имама Гази-Мухаммада сражаться с «кяфирами», «мунафиками», «отступниками» в 1830 году и до последних дней имамата мало что изменилось. Сам Шамиль называл Дагестан «областью войны» (араб. дар аль-харб) между мусульманами и неверными, а отступником веры при нем считался тот, «кто склонился к неверному врагу, или убежал к нему, или жил под его управлением, хотя и был бы по религии мусульманином». Это определение находили спорным многие алимы Дагестана, таким образом подвергая сомнению правомерность джихада. 25 августа 1859 г., с пленением имама Шамиля в Гунибе, имамат Чечни и Дагестана, который в советской и постсоветской историографии называли «теократической державой Шамиля», «движением горцев под предводительством Шамиля», «государством, созданным джихадом», прекратил свое существование. Кавказская война на Северо-Восточном Кавказе была завершена.

За сто лет советско-российской власти образ имама Шамиля превратился в очень удобный и действенный рычаг для манипулирования общественным сознанием. Советская историография навязывала и представляла обществу разный образ Шамиля. С 1920-х – первой половины 1930-х годов в научный оборот ввели определение «национально-освободительное движение», а имамов, возглавлявших сопротивление горцев, обозначили «выразителями интересов широких трудящихся и эксплуатируемых масс». В то же время государственный атеизм тех лет вынудил историков смириться с религиозной составляющей этого движения, и они предусмотрительно обозначили его «реакционным».

В начале 1950-х годов к основным положениям классовой концепции освободительного движения прибавился тезис о якобы добровольном вхождении национальных окраин к Российской империи и его прогрессивном значении. Тезис был ориентирован на официальную установку о дружбе народов в СССР. Отношение к имаму Шамилю в корне изменилось. В нем незамедлительно был выявлен религиозный изувер, британский, иранский и турецкий наемник. Сопротивление горцев русской императорской армии во время Кавказской войны признавалось фанатичным, подогреваемым мусульманским духовенством и турецкими агентами.

Тогда же появилось стихотворение Расула Гамзатова «Имам», в котором он называл Шамиля «предателем народа», «чеченским волком», «ингушской змеей». Позже поэт признавался:
Стихотворение «Имам» — это позорное, черное пятно на моей совести, неизлечимая рана в моем сердце и непоправимая ошибка моей жизни. За нее мне стыдно ... смотреть в глаза своей матери. Оно было написано в молодости моей жизни под влиянием тогдашней «агитмассовой» работы.
В середине 1960-х – второй половине 1980-х годов приоритетное значение в исследованиях стало отводиться изучению последствий присоединения Северного Кавказа к Российской империи как прогрессивных.

Постсоветский период принес освобождение от старых идеологических ограничений, но, как показали последние два десятилетия, полноценных академических исследований по истории включения Кавказа в состав Российской империи так и не появилось. Они стали отличаться избыточной политизированностью, тенденциозной трактовкой источников, уходя все ближе к публицистике. Современная историография Кавказской войны оказалась не в состоянии ответить на ряд вопросов по военно-политической и военно-религиозной истории Дагестана первой половины XIX в. Она так и не сумела выйти из кризиса, оставшись в плену советских клише о добровольном вхождении народов Северного Кавказа в состав России, дружбе народов России и Кавказа, антифеодальном, национально-освободительном движении и сопротивлении свободолюбивых горцев колониальному порабощению.
За сто лет советско-российской власти образ имама Шамиля превратился в очень удобный и действенный рычаг для манипулирования общественным сознанием
Красноречивый пример, как в настоящее время c помощью имени имама Шамиля пытаются манипулировать общественным сознанием, — это работа культурно-исторического общества «Фонд Шамиля». Они распространяют еще один идеологический концепт — антинаучный, но соответствующий «вызовам» настоящего времени. Его основной тезис в том, что главное достижение Шамиля — это цивилизационное воссоединение Кавказа с Российской империей на условиях осознанного взаимного уважения, взаимообогащения культур и подлинно братского союза народов. Согласно заявлениям фонда, Шамиль проповедовал идеи объединения ради мира на нашей земле, внес бесценный вклад как в укрепление взаимопонимания между мусульманами и православными, так и в поддержание государствообразующего статуса Ислама и защиту его традиционных ценностей. Через десятилетия «Фонд» воскрешает клише, от которых с таким трудом пытались отходить.

Выдумки, востребованные временем и продиктованные идеологическими установками, вконец всех запутали, а от реальной личности остались только мифы, в которых можно найти любого имама Шамиля и для любых целей — от героя до предателя, от демократа до религиозного фанатика. Известно о нем очень много, но хотят ли знать о нем историческую правду? Как показал мой опыт, знать ее не хотят категорически, даже агрессивно, не желая расставаться с удобными и незамысловатыми мифами, с которыми срослись за последние 30 лет.

Патимат Тахнаева — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.
ШАРИАТ, АДАТЫ И ОБЩЕЕ ПРАВО

Когда говорят про то, что адаты или законы шариата на Северном Кавказе используют в качестве правовой системы, обычно не до конца понимают, о чем именно речь и как все это функционирует.

Адат — это обычное право кавказских народов. Чаще всего люди, которые говорят, что живут по нормам адатов, живут по некодифицированным нормам, то есть по обычному праву («как у нас у стариков повелось»), а это очень подвижная структура. Поэтому, когда нам говорят «это адат», мы никогда доподлинно не знаем, что человек имеет в виду. Какие-то нормы, которые устоялись в этом обществе? Или более четкое определение, которое связано с записями на полях Корана в этом селе? А может, это кодифицированные адаты вольных обществ, записанные в XIX веке, где за убийство давали столько-то быков, а за кражу человека — столько-то?

То же самое с шариатом. Шариат — это законодательная правовая система. Внутри нее существуют разные правовые школы (мазхабы). Они предполагают разные трактовки священных текстов: Корана и хадисов. Чтобы жить по шариату, нужно жить в шариатском государстве, где это государственный закон, то есть система. Как и в любом государстве, здесь нужны специалисты и чиновники — ученые-правоведы, шариатские судьи и юристы, сами институты и так далее. В противном случае, как в Дагестане, у вас имам может быть с тремя классами образования в медресе, а может быть человек, который 15 лет учился в Сирии или Египте. У них будут разные компетенции — у кого-то фрагментарные знания, у кого-то систематические, полученные через университетское образование.

В рамках Северо-Кавказского имамата, который существовал до вхождения Дагестана в Российскую империю, насадить шариат где-то получилось, где-то нет. Имамат был очень летучей структурой. Сегодня у вас имамат в селе, а завтра заходят регулярные имперские войска, и имамат заканчивается. После окончания Кавказской войны в области было учреждено Военно-народное управление. С одной стороны, это было внешнее имперское управление. С другой стороны, они пытались играть с местными законами — это было нужно для кодификации и управления регионом. В селах были кадии, где-то пытались внедрять шариатские нормы. Но о каком шариате мы можем говорить в XX веке? В 1930-е по Дагестану сжигали Кораны и репрессировали мулл. В советское время у шариата почти не было шансов на существование, хотя какие-то элементы могли уцелеть как нормы обычного права.
Фактически некоторые шариатские нормы — это добрая воля людей в разрешении конфликта
Говорить о том, что шариат вернулся с возникновением религиозной свободы в постсоветский период, неправильно. Правильнее говорить про полиюридизм — когда одновременно используют и государственное право, и местный адат, и шариат. Шариат здесь — одна из систем, которая добровольно предлагается людям в определенных обстоятельствах и только по определенным вопросам. Есть правовые сферы, которые чаще всего могут использовать шариатское право, — семейно-брачные отношения, имущественные споры и досудебное примирение, но только когда это возможно. Если это уголовное преступление по закону Российской Федерации, никто в нашем государстве не даст вам примириться и отдать десять быков. Даже если по шариату вы примирились, вас все равно посадят. Но в случае с долгами, кредиторами вы можете пойти к имаму. Он будет для вас кадий, шариатский судья. Или вы можете заключить мусульманский брак. В случае развода вы тоже идете к имаму. Имам вас развел и постановил отдать жене определенное количество недвижимости и доходов, потому что так по шариату положено. А вы не захотите это делать. Что дальше? Официально, по государственному законодательству, вы с этой женщиной не женаты, штампа в паспорте у вас нет. Вам даже в суд идти не обязательно, потому что официально она вам никто. Если вы зовете в шариатский суд своего оппонента, для него должен быть важен авторитет вашей группы. Например, он богобоязненный человек, вы с ним живете в одном селе и хорошо знаете друг друга, — тогда велик шанс, что он согласится. А если он из другого района и знать никого не знает у вас, он может ответить: «Приходите в гражданский суд». Ни одно сообщество в России не может жить только по шариату, так как должно подчиняться государственным законам. Фактически некоторые шариатские нормы — это добрая воля людей в разрешении конфликта.

Екатерина Капустина — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник, Музей антропологии и этнографии РАН (Кунсткамера).
ГОРСКИЕ ЕВРЕИ

В современном кавказоведении история возникновения еврейских общин на Восточном Кавказе — один из самых сложных и запутанных вопросов. По каким бы причинам ни завязывался разговор о происхождении диаспоры в этом регионе, он всегда будет начинаться с вопросов: когда и откуда?

Ее расширение стало результатом перманентной многовековой миграции, вызванной как сменой политических систем, внутригосударственными конфликтными указами, так и личными побуждениями. Пришедший с юга Каспия еврейский народ, говорящий на иранском наречии, получил название «горский» только во второй половине XIX в. от русской администрации: ходившее в регионе самоназвание джухур (еврей) и джухур доги (горский еврей) стало узаконено на государственном уровне. Эти частные различия в определении лежали в региональных особенностях и в «разных моделях этнической идентичности».

На протяжении веков среднеперсидский язык оставался основным языком общения и евреев, и татов каспийского Кавказа. Существовала ираноязычная письменная традиция с использованием еврейской графики. Современные этнографические и эпиграфические исследования в этнокультурном отношении признают, что евреи гор Восточного Кавказа еще в начале XIX века продолжали оставаться частью мира иранского еврейства, с которым они до включения Восточного Кавказа в состав России поддерживали довольно тесные связи.

По наблюдениям, полученным в ходе эпиграфических разведок, можно сделать вывод, что средоточием еврейских мест был южный и срединный Дагестан. Данный регион можно было рассматривать и как исторически наиболее возможный путь передвижения общин из Карабаха и Шемахи в Дербент. К XIX веку еврейское население в Дагестане было локализовано в основном в сельской местности.

По сведениям еврейских исследователей-путешественников Иуды Черного (XIX в.) и Ильи Анисимова (XX в.), для которых религия и обряды горцев-евреев стали основным предметом изучения, горские евреи жили большими семьями. Описанные бытовые сюжеты позволяют реконструировать действие религиозного и адатного законов в еврейских семьях. Так, одна семья включала три-четыре поколения и могла насчитывать до 70 человек, которые проживали в одном дворе. Несколько больших семей, ведущих родословную от общего предка, также образовывали тухум (буквально — «семя»). В городах евреи жили в отдельном квартале или предместье. Общиной руководил глава наиболее уважаемой или многочисленной семьи, главный раввин города избирался руководителями общины. В остальном культура джухури не сильно отличалась от культуры дагестанцев и азербайджанцев: они готовили те же блюда кавказской кухни, танцевали лезгинку, похоже одевались. У них так же было принято платить за невесту калым и устраивать помолвки в младенчестве. Горские евреи были полностью включены в структуру сложных межродовых отношений Кавказа и поэтому до сих пор трепетно относятся к землячеству. Они слыли “храбрыми джигитами”, но при этом всегда соблюдали субботу, обряд обрезания и ели только кошерную пищу.

Иудой Черным и Ильей Анисимовым описаны и погребальные обряды горских евреев, картину дополняют кладбища и надгробные памятники с эпитафийными текстами. Хотя к настоящему времени не во всех селениях уцелели еврейские кладбища, они позволяют составить весьма широкое представление о географии расселения еврейской диаспоры и отметить тесные контакты еврейских семей с местным населением. Так, евреи, только переселившиеся с горного селения Абасаво в Дербент в начале XIX в., в 1832 г. массово включались в отряды добровольцев в отстаивании новой государственной границы: российской.
Горские евреи были полностью включены в структуру сложных межродовых отношений Кавказа и поэтому до сих пор трепетно относятся к землячеству
В ходе долгой Кавказской войны (1817-1864 гг.) еврейские семьи разделяли положение остальных поселенцев, ставших объектом набегов. Показательна судьба аула Джерах, где население было смешанным: оно в 1843 г. подверглось нападению отряда Хаджи-Мурата, и еврейские боеспособные мужчины влились в ряды защитников аула (об этом столкновении свидетельствуют надгробные тексты). Гонения на горских евреев заставляли их переселяться под защиту тюркских (Дербент, Куба) или русских (Нальчик, Кизляр, Грозный и т. д.) крепостей. Кавказская война разбавила еврейские общины Дагестана евреями-ашкиназами, служившими в рядах Русской армии. Такими были изначально общины Темир-хан-Шуры/Буйнакска, Петровска/Махачкалы.

В последние годы Российской империи стали фиксироваться погромы и кровавые наветы. На ряде памятников содержалась информация о погромах, сообщалось, что они были убиты гоями (неевреями). Но нельзя обвинять в этом только царизм: кавказские евреи не подпадали под российское дискриминационное законодательство о евреях. Скорее всего, здесь имело место то, что этнологи и социологи именуют бытовым антисемитизмом. Свою роль сыграл и смешанный состав еврейских общин (приток ашкеназов), и активное включение региона в политическую и хозяйственную жизнь Российской империи. Горские евреи очень сильно пострадали от погромов также в Гражданскую войну в России (1918-1922 гг.). Множество сельских поселений были вырезаны полностью. В то же время в одном из надгробных камней еврейского кладбища селения Араг (селение Ашага-Араг было полностью еврейским) начала XX в. (1914 г.) написана двуязычная надпись, где вторым языком был лезгинский, а использованной графикой лезгино-язычной надписи стала кириллица. Этот факт можно сегодня рассматривать как значительный для понимания тех невидимых нитей переплетения культурных, языковых, общественных традиций соседствующих народов в Дагестане; процессов, которые можно определить как тесные взаимные контакты.

Бытовой антисемитизм не был искоренен и в советскую эпоху. В августе 1960 г. в Буйнакске была опубликована газетная статья «Без бога – широкая дорога» Д. Махмудова. В ней утверждалось, что евреи покупают 5-10 граммов мусульманской крови, разбавляют ее в большом ведре воды и продают другим евреям. Содержание этой статьи в тот же день было передано по местному радио. Дело едва не кончилось погромом. Евреи Буйнакска дошли до Политбюро. Для того чтобы разрядить обстановку, потребовалось вмешательство Москвы.

По информации Валерия Дымшица, известного этнографа-обществоведа, который одним из первых откликнулся на массовые беспорядки в аэропорту Махачкалы 29 октября 2023 года, евреи Дагестана и Кабарды в 1990-е годы испытали жесткий силовой прессинг (угрозы, похищения, убийства), в результате чего вынуждены были покинуть свои дома и квартиры, часто бросив все нажитое. Как мне самой стало понятно в ходе эпиграфических работ, по этой же причине исчезли общины Янгикента, Маджалиса; в Нюгди к настоящему времени осталось 3 семьи. Не стало когда-то многосемейных общин Буйнакска (на 2020 г. проживало 5 семей), Махачкалы, Кизляра, Хасавюрта. Еврейское население Дербента уменьшилось с 17 до 2 тысяч. Евреи бежали/переселялись в Израиль, Москву, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, Ставрополье, Пятигорск.

Сохранившие себя еврейские общины Дагестана не ожидали событий, произошедших 29 октября 2023 года — выживали как могли, но не до антисемитизма! Одну из возможных причин случившегося я, наряду с Дымшицем, вижу в неспособности властей разрешить как сиюминутные, так и долговременные городские экономические проблемы и местные конфликты, возникающие из-за перенаселенности Махачкалы. Если после этих событий горским евреям придется покинуть Кавказ — это станет окончательным крахом их диаспоры как особого типа культуры.

Наталья Кашовская — заведующая отделом «Религии Востока» музея истории религии, Санкт-Петербург.

Над материалом работали Мария Вятчина, Катя Дикова, Настя Индрикова и Константин Корягин.
Дагестан Кавказ